На днях я открыл для себя новую (очередную) версию причин популярности современных социальных движений вроде ЛГБТ и БЛМ, с которой хочу поделиться на примере Кодекса Хейса 1934-го года.
Кодекс Хейса — это свод моральных правил для голливудских производителей фильмов, который действовал вплоть до 60-х и был сравним с нацистской или советской тоталитарной цензурой. По Кодексу Хейса в кино запрещалось показывать тень тела обнаженной женщины, говорить имя «Иисус» не в религиозном контексте (это известное восклицание в английском языке), запрещено показывать разбой как слишком лёгкий труд, недопустимы танцы, если в них присутствуют аморальные движения и т.п. Эта цезура действовала три десятилетия. Показательно, что спустя 30 лет, когда Кодекс Хейса отменили, в кинотеатрах Америки наравне со всеми начали показываться порнографические фильмы вроде «Глубокая глотка», из-за чего возникает вопрос — что за тоталитарная цензура творилась с Голливудом в эти 30 лет и почему она внезапно пропала?
Период с 40-х по 70-е, это время когда Голливуд насильно скупил как киностудии так и львиную долю кинотеатров в стране, за производством и распространением стояли одни и те же люди, что создало монополию в кино. К 40-м сформировалась группа христианских активистов, которые насчитывали 10 миллионов потенциальных зрителей и бойкотировали неугодные им фильмы. 10 млн — это меньше 10% населения США тех лет. Для разрозненной группы производителей кино такие активисты не представляли бы угрозы, но когда бизнес стремится к монополии, ему важно удовлетворить максимально широкий рынок. Поэтому при условии молчаливого согласия остальных потребителей, проще было согласиться на кодекс христианских активистов. Так Америку накрыло жесточайшей христианской цензурой.
В 30-е годы Голливуд пошёл на попятную. А в 60-е антимонопольный комитет все-таки прикрыл данную монополию, насильно отделив кинотеатры от киностудий. Владельцы кинотеатров получили право решать, что им показывать, и естественным образом перестали обращать внимание на Кодекс Хейса. С пропажей монополии пропала и необходимость потворствовать общественному мнению.
Это весьма любопытная механика отношений крупного бизнеса и общественного мнения. Сегодня американские социальные движения живут за счёт Эпл, Гугл, Диснея, Кока-колы и других крупных бизнесов, которые, подобно Голливуду в 40-е, потворствуют любому мнению активного большинства ради сохранения стремления к монополии. Как и в 40-е, сегодня мы видим ситуацию, когда активное меньшинство получает медийную поддержку от корпораций. Современные квоты на чернокожих и небинарных актеров выглядят аналогом Кодекса Хейса с точки зрения ущемления творческой свободы кинопроизводства. Крупный бизнес в капиталистической системе потворствует мнению активной соцгруппы.
По этой же логике выходит, что хайп на БЛМ и ЛГБТ может закончится в США достаточно резко в случае резких изменений в монополии Американского бизнеса.
Данная концепция привлекла мое внимание тем, что она до какой-то степени расщепляет реальных социальных активистов от социальной шизофрении. Мало кто в моем окружении подвергнет критике идею расового равенства или свободы гомосексуалистов, но голливудские квоты на данную повестку вместе с гей-парадами и квотами в Кремниевой долине на рабочие места для меньшинств вызывают вопросы. В этой склонности к социальной шизофрении видится слабость демократии и одновременно её сила, так как монополия в демократической системе является злом, а социальная шизофрения является в этом смысле антителами общественного организма в борьбе с данным злом.